Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]
Она поднялась, и взгляд ее остановился на столе, где у самого края лежал ремень Геннадия Печеркина, Спросила:
— А ремень-то где нашелся?
Трое переглянулись.
Ответил за всех Дмитрий Николаевич:
— На руке у Афанасия Мельника. На торфянике-то вашем его нашли убитым. Ничего от него не осталось, по документам кое-как установили. Вот теперь выясняем все остальное… Она ничего не ответила. Только едва приметно качнула головой.
25
Клавдия Коляскина пришла из камеры в кабинет Моисеенко немного побледневшая, но бодрая. Оглядев комнату с незнакомым человеком за столом, она будто растерялась, насторожилась. Зато увидев в дверях входящего Саломахина, облегченно вздохнула, обрадовалась:
— Слава богу! А то думала, что к незнакомым попала…
— К знакомым, к знакомым, Клавдия Поликарповна, — успокоил ее Василий Тихонович. — Как же я могу вас оставить, коль еще в Шадринске обещал довести наши разговоры до конца здесь.
— Вот и хорошо, — согласилась она.
— Я готов, Клавдия Поликарповна, считать наш разговор в Шадринске недействительным,
— серьезно сказал Василий Тихонович, — если вы обещаете мне быть откровенной во всем… здесь. Вот с этим человеком.! и он представил ей Моисеенко.
— Так разве я что соврала? — удивилась она.
— Как вам объяснить?.. Вы утверждали, что Афанасий Мельник ночевал у вас ночь или две, а потом отправился в Свердловск. А мы узнаем, что вы с ним провели вместе чуть не две недели… Вы говорили, что Геннадий Печеркин в то время у вас не появлялся, а потом оказывается, что он был, да еще не один, а с женой, и ночевал у вас тоже…
— Так ведь кому охота, товарищи следователи, про себя такое рассказывать? — Коляскина закраснела от волнения и впервые отвела взгляд. — Женщина я одинокая, оттого и смолчала, что дурной славы боялась: соседи ведь у меня…
— Выходит, жил у вас Афанасий Мельник?
— Куда деваться? — вздохнула она. — Винюсь…
— А что скажете о Геннадии Печеркине?
— Они с Татьяной переночевали только одну ночь, Правду говорю!
— Допустим. Скандалили они с Мельником?
— Что вы! Выпивали честь честью.
— Зачем же Геннадий за нож хватался?
— За какой нож?..
— Ну вот… — Василий Тихонович откинулся на спинку стула. — Опять вы уговор нарушаете.
— Да истинный крест!..
— Не нужно, Клавдия Поликарповна. Послушайте, я прочитаю вам протокол допроса вашего дяди, потом племянника и его жены.
Коляскина внимательно выслушала показания своих родственников и серьезно сказала:
— Раз они все видели, значит, так оно и есть. Только меня в это время в квартире не было,
Наверное, за водкой бегала. Потому и вам не могла про то сказать.
— В этих же протоколах написано, что вы в тот вечер решили вместе со всеми ехать в Свердловск, — строго заговорил Моисеенко, перечитывая бумаги, привезенные Саломахиным. — И ездили. Чем была вызвана ваша поездка?
— Давно не бывала, да и Афанасий просил пособить ему железо с шифером купить. Вот и поехала…
Коляскина без оговорок не принимала ни одного опровержения своих первоначальных показаний. Саломахин и Моисеенко выкладывали одно свидетельское показание за другим, теснили Коляскину шаг за шагом и, наконец услышали от нее последнее: была с Мельником в Соколовке.
— Татьяна Печеркина заявила, что вы в то утро собирались уехать вместе с Мельником. Почему вы изменили свое решение?
— Буран поднялся, — ответила она. — Я и подумала с какой стати я буду мотаться за этим железом?.. Лучше поеду обратно.
— Проводили, значит?
— Проводили.
— До поезда?
— До поезда.
— Странно, — Саломахин долго молчал. Наконец сообщил ей:-А здесь его нашли убитым, Клавдия Поликарповна…
— Где нашли? — испуганно спросила она.
— Недалеко от той самой станции, до которой вы проводили его. Вот нам и непонятно, как вы его провожали, — не скрывая раздражения, сказал Моисеенко.
— Неправда это! — возразила она нервно.
— Как же неправда? А ремешок, которым его за руку оттащили в сторону от соколовской дороги?
— Смеетесь вы надо мной. И что вам от меня надо?!
— Только одно: быть откровенной до конца.
— Ничего я про это не знаю!..
26
Одновременно с допросом Коляскиной Дмитрий Николаевич Суетин допрашивал Печеркина.
С Геннадием Печеркиным разговор начался иначе. Приготовив бланки протокола допроса, Суетин долго ходил по кабинету. Заметив, как Печеркин жадно глядит на его папиросу, молча открыл перед ним пачку и, как только тот зажег папиросу, выложил перед ним кипу фотографий…
— Возьми, посмотри…
И Геннадий Печеркин увидел знакомый пустырь с проселком, с узкоколейной железной дорогой. Фотографии все укрупнялись по планам. Следом за теми, на которых угадывались старые торфяные. выработки, пошли изображения трупа…
Печеркин отодвинул фотографии. А Суетин открыл стол, вытащил из него ремень, положил рядом с собой:
— На фотографиях ты, наверное, не рассмотрел его?
Печеркин отвернулся.
— Что? Не хочешь со мной разговаривать?.. Я тут, — Дмитрий Николаевич показал на фотографии, — ни при чем. Меня с тобой говорить долг обязывает. И закон. Так что…
— Спрашивайте, — попросил Печеркин.
Под тяжестью улик и свидетельских показаний Печеркин одну за одной подтверждал детали минувших событий. Когда заговорили о Шадринске и вспомнили чуть было не разразившийся скандал, он устало сказал:
— Психанул. Было…
— И после этого у тебя созрело решение убить его? — спросил Дмитрий Николаевич.
— Никакого решения у меня не было, — отозвался Печеркин.
— Не понимаю.
Печеркин замолк и с силой потер руки.
— Дайте еще папироску! — Раскурил, сильно затянулся. — Не было, говорю, никакого решения. Все эта сука!..
— О ком ты?
— О Коляскиной… С самого Шадринска пудила. Денег чемодан, говорила, зря пропадут… А я убивать не хотел.
— Но убил ведь!..
— Не убивал. Когда провожали его, дорогой разругались, он стал меня душить, но… мне под руку камень попал, я его по голове. Думал, оглушил немного, а он мертвый…
— Врешь, парень, — оборвал его Дмитрий Николаевич. — На, посмотри еще вот эту фотографию. Ты ее не видел.
И он передал Печеркину фотографию черепа после медицинской обработки раны.
Любому, даже не искушенному в криминалистике человеку стало бы ясным, что такой громадный пролом на черепе камнем сделать невозможно.
— Понимаешь?..
— Ну, не дрались мы, — сразу же изменил свое предыдущее показание Печеркин. — Разругались просто. Стал он про мать опять говорить разное. Одернул я его несколько раз, а он — назло… Подвернулась под руки тормозная колодка. Ей и стукнул…
Суетин укоризненно покачал головой.
— Крутишься ты… а куда вывернуть надеешься, не понимаю. Если ты убил его без умысла, то, наверное, сбежал бы поскорее от этого места. А то ведь и ремешок на руку накинул, и хоть неважно, а прикрыл свою «работу» снежком… И деньги не забыл. Все по плану!
— Не хотел я его убивать! — истерически крикнул Печеркин. — Это шадринская сука всю дорогу мне мозги крутила!.. Уже на полдороге к Красному были, а она через каждый шаг: «Давай!» да «Давай!»…
…На очной ставке с Коляскиной Печеркин повторил эту часть своих показаний, и тогда не выдержала Коляскина. Все: и безобидность ее, и веселость, и простота — все слетело с нее в мгновение. Она захохотала издевательски и зло, натянула Печеркину кукиш:
— Вот как я учила тебя убивать, бандит! Он не хотел, видите ли!.. Так на что ты в рукаве от дома две версты штырь-то нес, а?.. — И стала в оскорбленную позу: — Я и поехала-то в Свердловск, чтобы мужика от смерти спасти, да не сумела… А перед следователем молчала, тебя жалеючи. Теперь не стану…
Дмитрий Николаевич понял, что наступил тот самый отвратительный момент развязки, когда уличенные преступники в животном страхе перед суровой расплатой начинают спасать свою собственную шкуру. Все, что до этой минуты составляло их тайну, всплывало наружу. И уже не отрицалась собственная вина, а лишь побольше выпячивалась преступная доля соучастника. В такие минуты следователю бесполезно вмешиваться. И Дмитрий Николаевич, как и Моисеенко, присутствовавший при этом, молча курил, прислушиваясь к последней ссоре Коляскиной и Печеркина.
27
Да, убийство было задумано еще в Шадринске. И причиной тому стала не только давняя ненависть Геннадия Печеркина к Афанасию Мельнику, но и деньги, которые не давали покоя Клавдии Коляскиной. Она знала, что рано или поздно ей придется расстаться со своим случайным престарелым любовником, но расстаться с его деньгами ей не хотелось. И она, почуяв взаимную неприязнь Печеркина и Мельника, намеренно подогревала вспыхнувший между ними скандал. Не лишенная сообразительности, она поняла, что Мельника лучше убить в Свердловске, где раньше он никогда не был и знать его никто не может.
